Лекторий миссионерской службы Свято-Троицкой Сергиевой Лавры
"Проповедь Православия и рок-музыка". Инок Григорий (Гарбузов)Тема нашей сегодняшней лекции у всех на слуху, потому что сейчас эта проблема достаточно широко обсуждается в СМИ, да и в личной жизни каждый человек сталкивается вопросом: «Как относиться к современной культуре? Как соблюсти равновесие?» Поскольку надо признать, что современная молодежь в своем большинстве сейчас далека от Церкви.
Молодые люди выходят в жизнь, они обязательно столкнутся с какими-то трудностями, и физическими и духовными. Как Церковь может поддержать этих молодых людей? Это повод для серьезного размышления. Насколько близки им те спасительные средства, которые Церковь может предложить человеку, и молодому, и зрелому?
Как может осуществляться проповедь о Христе в современном мире? – вот об этом мы и поговорим.
В одном миссионерском журнале не так давно я встретил вопрос-обсуждение о том, должна ли меняться Церковь? Были выдвинуты разные точки зрения, вопрос обсуждался на Интернет-ресурсах. Кто говорил, что Церковь меняться не должна, Церковь – это твердыня, и она должна стоять, как стоит. Кто-то говорит, что нет, Церковь должна меняться, иначе мы превратимся в подобие резервации, церковные люди будут как индейцы: на них будут ходить-смотреть туристы, как это у нас уже сейчас можно отчасти наблюдать. В Лавре это очень хорошо видно: некое смешение двух миров. Они смешаны, но практически не соприкасаются. Идет поток, например, китайских туристов. Они идут к мощам преподобного, смотрят, им искренне интересно, но присутствие каких-то монахов, паломников – это абсолютно другой мир, непонятный, совершенно неизведанный, странный. Какие-то люди идут в черных рясах – зачем они так оделись странно? «И что, они так здесь и живут?» - «Да, живут…»
Если внимательно всмотреться в вопрос «Должна ли меняться Церковь?», то понятно, что вопрос неправилен. У французов есть такая поговорка: «На неправильные вопросы не существует правильных ответов». И здесь не существует правильного ответа.
Необходимы обязательные уточнения, о чем идет речь? Об Учении Церкви? О догматике? О зримом и незримом руководстве Господа, который является Главой Церкви? Что здесь может меняться?
Или вопрос о внешней стороне Церкви – церковное богослужение, очертание храмов – это тоже все Церковь, или идет речь о том, что в Церкви существуют вещи, которые действительно меняются.
Главным образом меняется состав людей, которые живут на земле и являются членами Церкви. Каждый человек вместе с приходом в этот мир что-то привносит. И в этом смысле Церковь меняется.
Например, Православные Поместные церкви. Я не говорю об инославных, нет. Православные Поместные церкви, которые имеют с нами каноническое общение. Разная практика, действительно. Приезжаем на Афон – и слышим византийское пение. Оно другое. Сейчас его у нас пытаются прививать. Я знаю Общество Византийского Пения, дружу с ними, у них есть определенные успехи, определенные трудности. Другая практика, другая традиция. Они считают, что византийское пение сильнее всего отвечает духу церковного пения, у них стоит такая сверхзадача: возродить культуру византийского пения у нас здесь в России. Возродить – потому что изначально знаменное русское пение исходит из этой, из древней византийской традиции, просто потом наши традиции разошлись в разные стороны. Церковь изменилась. Ушло знаменное пение. Настала другая музыкальная культура: наше обиходное повсеместное пение, если прослеживать его корни, идет уже не из Византии, а из Европы. С XVII века и по сей день ревнители древнего благочестия, те, кто занимается знаменным пением, на дух не переносят партесное и говорят, что это латинское не церковное пение. Тем не менее, сейчас наша Церковь этим живет. Больше того, Церковь эту Европейскую традицию переосмыслила, она ей в каком-то смысле освятила: мы приходим в храмы, и мы молимся. И форма молитвы совершенно соответствует тому, чего мы ждем от храма.
Сейчас всё чаще говорят, что традиционный язык церковной проповеди о Христе своей цели не достигает, что нужно искать какой-то новый язык, какие-то новые формы.
Об одной из таких форм часто и говорится сейчас сторонниками этого направления. Говорится, что язык современной молодежи – это рок-музыка, и для того, чтобы достучаться до этой молодежи, мы должны воспользоваться этим языком и попытаться через эту лазейку пройти и достучаться до тех, до кого достучаться другими путями невозможно.
Один из самых главных и известных здесь проповедников – игумен Сергий Рыбко. Он, собственно, и был первым, кто эту идею поддержал и сразу выдвинул несколько ярких запоминающихся тезисов, которые так или иначе посейчас кочуют во все проекты, исследования и даже официальные заявления нашего священноначалия.
Во-первых, культура сама по себе нейтральна, она – область душевного. Отец Сергий разграничивает область душевного от областей духовной и телесной. Иными словами, если человек устал физически, то он нуждается в отдыхе: лечь полежать на диван, сходить в лес погулять. Если человек устал эмоционально, он нуждается в душевном отдыхе. Для этого существуют какие-то известные способы: послушать музыку, сходить в музей, может быть, на концерт. Для людей, живущих в миру, эти формы не являются чем-то криминальным: люди ходят в музеи, люди ходят на концерты, люди слушают музыку дома, сами поют. И трудно с отцом Сергием не согласиться, что это не является чем-то запретным. Но отец Сергий идет дальше, он говорит: но рок-музыка – разве это не музыка? Почему, идя на концерт светский, мы имеем права сесть и послушать светскую музыку, а человек, которому нравится рок-музыка, такого права не имеет? Ему говорят, что рок-концерт это место странное, там себя ведут очень странно и агрессивно. На что отец Сергий говорит: так вот в этом и проблема! Людям нужно научиться вести себя прилично на таких концертах! И если эта проблема будет решена, тогда никакой разницы не будет: рок-культура имеет такие же права на существование, как и другие культуры…
Поэтому необходимо определиться, прав ли отец Сергий? Что такое рок-культура? Откуда она взялась и как себя проявляет? Есть ли у нее движущие силы скрытые, внутренние? Есть ли у нее идеология, какие музыкальные формы? Тем более что проповеднику не просто предлагается появиться в этой среде и что-то говорить, а мы знаем, что проповедники где только не появлялись, даже в капища языческие приходили и там проповедовали. Ходить священнику на концерт или не ходить? – это опять один из неправильных вопросов, потому что правильный вопрос будет звучать так: «А зачем туда идти священнику? Что он собирается там сказать и какую мысль донести до этой аудитории»?
Например, те развлечения, которые были востребованы публикой во времена Иоанна Кронштадского, одобрением святого не пользовались. Трудно и сейчас представить себе Иоанна Кронштадского на рок-концерте. Святой обличал развлечения со всякой строгостью, и даже те, которые для нас стали безобидными: например, он очень горячо обличал театр. Если мы сейчас начнем с той же ревностью обличать театр, нас не поймут. Потому что изменилась ситуация, изменился театр, изменился мир, изменился тот зритель, который ходит в театр. Но мысленно можно представить себе, что отец Иоанн пришел на рок-концерт, где собралась молодежь, и представить себе, что он им сказал бы. На ум приходит слово Иоанна Предтечи: «Покайтесь!» Не «послушайте, сейчас я вас научу, как жить в мире и справляться с проблемами», а именно «Покайтесь!», т.е. очиститесь от грехов. И если такое слово прозвучит на рок-коцерте, он скажет: «Покайтесь! Опомнитесь!», то рок-концерт на этом моменте должен закончиться. На этом заканчивается проповедь и заканчивается рок-концерт…
Если бы речь шла о такой проповеди на рок-концерте в духе проповедника, вот в такой форме, то ничего предосудительного в этом нет. Но, к сожалению, тот путь, по которому пошли современные проповедники, в частности отец Сергий Рыбко, сильно напоминает путь, которым пошла Западная церковь.
В 60-70-е годы прошлого века Западная церковь столкнулась с проблемой, с которой мы столкнулись только недавно, когда у нас после перестройки произошел просто обвал нашей культуры, сразу вслед за обвалом государственности, когда все самое святое полетело в тартарары. Тогда Западная церковь на 2-ом Ватиканском соборе определила, что все формы культуры, какие бы там они не были на тот момент на Западе, в том числе и рок-культура, которая тогда находилась в одной из самых динамичных фаз, она развивалась, приемлемы для проповеди. Если кто-то может обращаться к людям на языке рока – мы благословляем его. Если кто-то находит другие формы – благословляется. Не важна форма, важно содержание, важна любовь. Ведь людям важна, прежде всего, любовь. Как мы можем любовь к ним явить? Лучше всего, если мы их поймем. Мы их поймем, если мы поймем, чем они живут. Мы поймем, чем они живут, проникнув к ним. Проникнув к ним и сделав это формой обращения к этим людям.
Эта доктрина принесла очень серьезные результаты. Результаты, которые к тому времени показались Католической церкви ожидаемыми: люди поймут, что Католическая церковь к ним хорошо относится, она их не отвергает. Если ты рок-музыкант, она любит тебя и принимает тебя таким, какой ты есть. Как рассчитывали идеологи этой доктрины, она должна принести ощутимые плоды, весь мир должен был наполниться проповедью о Христе на всех языках: к каждому человеку мы достучимся на его языке и расскажем ему о Боге.
Результат был полностью противоположный, и ничего из этого не получилось. Получилось только то, что, с одной стороны, образовалось достаточно ограниченное число христианских рок-групп, пополняющихся людьми, которые в это верят и которые этим занимаются в довольно странных формах, с другой же стороны – сам рок никак к Церкви не обратился, он, как шел своим путем, так и шел. Общепризнанный факт, что тогда Католическая церковь очень дискредитировала себя. Вместо наплыва людей, которые должны были почувствовать вот эту любовь к себе и соединиться с Церковью, вышло все наоборот: люди потеряли к Церкви доверие на Западе.
И это – продолжается, процесс нарастает всё больше и больше, не смотря на то, что на какие только ухищрения идеологи не идут: служатся рок-мессы, на которых в качестве хора играет рок-ансамбль. Поются слова о Боге в сопровождении рок-музыки.
Более того, я сам был свидетелем, когда одни мои знакомые, джазовая группа, ездили на Запад с концертами, и их пианист познакомился с местным христианским священнослужителем, протестантом или католиком, которому очень понравилось выступление. Он подошел к пианисту и говорит: «Приходи к нам! У нас в воскресенье служба. Ты так здорово играешь! Мне бы хотелось, чтобы ты поучаствовал в нашей службе» - «А в каком качестве?» - спросил пианист. «Ты будешь играть на органе!» - «Как? У вас же там фуги играются!» - «Нет, ну ты так здорово играешь! Ты сам будешь играть. Это будет прекрасное богослужение, и всё будет здорово!»
Этот пианист действительно пошел из праздного интереса, для расширения своего жизненного опыта, в этот храм. И действительно сидел за органом, играл какие-то свои импровизации.
Человек этот к Богу никакого прямого отношения не имел, играл что-то там свое. Но вот форма, а я говорю о форме, Западной церковью принимается. Она решительно этим пользуется. Вот, людям нравится эта музыка, она доступна – никто сейчас классику не слушает, а вот это да! Вот мы этой формой воспользуемся!
Для нас, к счастью, слава Богу, это все пока звучит дико. То есть, такого, что в храме на клиросах расположится рок-группа, и она будет сопровождать богослужение – такого и в страшном сне не приснится.
Но насколько наш оптимизм обоснован? Дело в том, что твердых оснований этот оптимизм не имеет, потому что те принципы, которые закладывают идеологи проповеди на рок-языке, говорят, что рок-язык ничем не хуже любого другого языка. «Ну, было знаменное пение на Руси. Сейчас оно отошло. Теперь партесное пение (хочу отметить, что я использую это словосочетания как термин, и ничего уничижительного в него не вкладываю), многоголосие. Весь наш обиход. Но пройдет время, уйдет это поколение, придет другое. Все быстро меняется, этот язык для нового поколения будет непонятен и неинтересен. Он не будет затрагивать струн их души. Почему бы тогда не воспользоваться тем языком, который затрагивает? Например, роком».
В наше время, таким образом, закладывается теоретическая база, все развивается очень быстро, и мы, возможно, такому продолжению событий станем ещё при жизни свидетелями.
Когда впервые встал вопрос, что рок-культура Церкви неантагонистична? Совсем недавно. Первый раз такое программное заявление сделал отец Сергий Рыбко, он написал брошюру «Современная культура: сатанизм или Богоискательство?», где все эти, упомянутые нами тезисы, были приведены. С многочисленными примерами. Например, он писал, что вот Мусоргский написал цикл миниатюр «Картинки с выставки», но нашлись некоторые рок-музыканты, которые очень талантливо переложили их на рок-язык. И мне, говорит отец Сергий, это нравится больше – почему нет? Это рок-обработка. Формы меняются – почему же нет? Почему мы должны упускать этих молодых людей, которые должны стать чадами Церкви. Каждый человек приходит в мир, чтобы соединиться с Богом, а мы своей косностью этому мешаем …
Поэтому я говорю: от того, какие сейчас будут приняты фундаментальные установки, зависит очень многое. Если мы сегодня согласимся, что рок – это та культура, которая ничем принципиально от классики не отличается, тогда логически из этого следует, что року ничего не мешает появиться на клиросе.
В качестве примера, чтобы не быть голословным, я отсылаю вас к ролику про отца Сергия, который размещен в интернете и доступен всем, это открытый ресурс, а никакая не секретная информация. Требуются краткие комментарии: священник с наперсным крестом за барабанной установкой – это очень странно. Потому что священник в священнических одеждах с наперсным крестом, он не просто человек, который пришел в какое-то злачное место, где он надеется обрести какие-то души, это – образ Христа! Он говорит от имени Церкви, он сам – образ Христа. Имеется в виду, что сам Христос пришел в этот панк-клуб, в лице отца Сергия сел за барабаны и играет. И находит взаимопонимание с теми людьми, с которыми Он общается. Взаимопонимание – да. Но какой ценой!? Ценой признания, что эти люди ничего плохого не делают, что каяться им не в чем, что они могут и дальше играть эту музыку – это не вредит их душе. И отец Сергий свидетельствует им об этом от лица Церкви своим появлением там. Но не только этим.
Это движение активно развивается, вот видите: имело место награждение от Патриарха. Факт есть факт: отец Сергий может показывать эту грамоту, может говорить, что он получил Патриаршее благословение на эту деятельность. Что мы должны сказать?
Мы можем просто умолкнуть, или можем понять: «А нет ли там какой-то ошибки, какого-то недоразумения, что все развивается именно так, как оно развивается?»
В ролике упоминается какой-то подпольный рок-клуб. Но есть и не подпольные. Отец Сергий строит сейчас храм в Бибирево большой, и большой Приходской дом. И при Приходском доме – большой медиа-центр. Что-то вроде такого центра, где люди могли бы встречаться, общаться. А под крышей этого центра располагается рок-клуб. Все это происходит на территории храма. Туда приходят молодые люди, они берут музыкальные инструменты…. Все это происходит в ограде храма.
Когда все начиналось, пионеры этого движения говорили совершенно другие слова. Что мы ни в коем случае не собираемся ничего такого втаскивать в ограду церкви! Упаси, Боже! Мы проповедуем за оградой! Мы проповедуем тем людям, которые так далеко, что никогда в церковь не войдут! Мы идем туда к ним, мы идем к этим людям.
Но они не стоят на месте. Говорят: не внесем! Вносят.
Ещё один комментарий: отец Сергий говорит в этом сюжете, что раньше был хиппи, неформалом, он не хотел встраиваться в структуру этого общества, был, скажем так, борец с тоталитарным советским строем. И до сих пор. Уже и строя никакого нет, а он все до сих пор борец. Не смотря на весь ужас происходящего сегодня, отец Сергий говорит, что ничего страшного не происходит.
Так вот рок-культура. Давайте попробуем приглядеться к ней, предположив, что мы о ней ничего не знаем. В первую очередь, о ней нужно спросить у самих рок-музыкантов. И высказывания рок-музыкантов очень красноречивы. У них никогда не стояло проблемы, как совместить то, чем они занимаются, с христианством, они просто не знали, что такое христианство, и такой проблемы перед ними не существовало – они просто занимались своим делом и реализовывали себя. Они говорили совершенно спокойно крайне шокирующие вещи.
Не проще ли сказать, что рок – это просто какая-то религиозная секта? Одна из форм тоталитарных сект, которая захватила весь мир, всех, и все, осознанно или неосознанно, туда включены? Может, передать эту проблему профессору Александру Леонидовичу Дворкину и сказать: вот есть секта, давайте с ней бороться методами, которыми борются с сектами? Можно. Но результатов не будет никаких.
Потому что для секты характерна какая-то очень четкая религиозная идеология, религиозная составляющая, которая и определяет, к кому мы относим адептов, к свидетелям Иеговы, мормонам или адвентистам. То есть мы пытаемся понять различие. Но в роке это сделать – невозможно. Рок-музыканты бывают как свидетели Иеговы, как протестанты по своему мировоззрению, конечно, а не по внешним формам, по которым можно сказать, что это секта. Нет, нельзя так сказать. Всё чаще мы слышим о православных рокерах, их даже награждают. Кинчев Константин награжден премией Святейшего Патриарха «Обретенное поколение». Можем мы сказать, что он – сектант, который принадлежит к секте, которая называется «рок-музыка»? Нет. Ну, не получается.
Значит не секта. Но что тогда? Хотим мы этого или нет, нравится нам это или не нравится, мы вынуждены сказать, все-таки, что рок – это не секта, а некая форма современной культуры. Тут просто надо постараться избежать некоторой ошибки, связанной с тем, что слово «культура», в основном, несет какие-то положительные ассоциации: «культурный человек, который проникнут духом культуры». Традиционное слово «культура» несет очень мощный положительный контекст. Некультурный человек – это плохо, культурный – это хорошо.
Я должен сказать, что здесь происходит смысловая подмена, потому что сейчас то, что мы называем «культурным явлением», это, на самом деле, «субкультура». Субкультура – это то, что ниже культуры.
И к такому утверждению есть серьезные основания. Во-первых, это сама форма культуры, которую мы привыкли называть рок-музыкой. То есть – музыкой. И когда нам говорят, что это язык молодежи, мы должны уточнить, что все-таки, в первую очередь, это язык музыки. Учитываете ли вы его особенности, когда собираетесь что-то донести до слушателей? В ответ – молчание. Или начинают доставать тексты: «Посмотрите, какие тексты! Вот здесь о Боге поется, вот здесь о Христе, вот здесь мы православные. Вот о чем мы поем» Да, действительно поете, но слова – есть слова. А вы нам что-нибудь о языке музыки скажите! О роке, как о языке музыки!
Сейчас я вам попробую сказать немного об этом языке. Очевидно, что он достаточно новый. Если брать самые ранние всполохи зарождения рок-культуры, это где-то конец 50-х годов. Соответственно его возраст колеблется в пределах 50-ти лет. Этот язык постоянно меняется, в последнее время он вообще распался на огромное количество течений, которые настолько далеко отстоят друг от друга, что достаточно трудно сказать: и это рок, и это рок. Например, есть течение в рок-музыке «Блэк метал» (Black metal), одно из самых тяжелых направлений с какими-то ужасными текстами и непостижимой музыкой, а есть – очень легкие исполнители с красивой мелодикой, поющие легкие песенки. И это тоже рок. Так значит, о каком языке мы говорим? Нужно определиться. Если не определяться, то хотя бы понять, что, сказав что-то на языке рок-музыки, мы не сказали ничего.
Ну, и, наконец, откуда рок появился, когда ещё 50 лет назад его не было? Корни его где, где истоки этой музыкальной культуры?
Корни его далеко от Америки и далеко от Европы. Его корни в Африке. И, хотя отец Сергий наверняка смеется и говорит: «ну какая Африка? Африканский шаманизм и прочее – что вы нам приписываете?» – он напрасно смеется, и напрасно это отрицает. Это научный факт: корни этих ритмов из Африки, из культовой музыки Африканского шаманизма. Культ и культура – однокоренные слова. Ещё отец Павел Флоренский писал, что истоки любой культуры находятся в каком-то культе. Соответственно, истоки рок-музыки – в религиозном культе шаманов, которые при отправлении своих культов обязательно использовали барабаны – тамтамы, различно настроенные и разного размера, на которых исполнялись очень сложные ритмы. Это сохранилось и до сих пор, особенно в Центральной Африке.
Как эти ритмы попали в Америку? Ну, естественно через негритянских рабов, которые в огромном количестве, начиная с XVII века, завозились на Американский континент. Хотя рабовладельцы и запрещали рабам вести с собой тамтамы, отдавая себе отчет, что любая национальная само-идентичность для них опасна, но эти ритмы все равно проникли с рабами в Америку. Культовая музыка развивалась дальше на Американском континенте довольно ярко. Многие, наверное, слышали о культе Вуду – на сегодняшний день одном из массовых оккультных религиозных явлений. Почему-то некоторые считают, что культ зародился где-то или у американских индейцев, или у африканских негров. Нет, это явление синкретическое, это сплав. Сплав верований в африканских духов-божеств с соответствующими магическими приемами. Характерно, что со временем, приемы видоизменялись – это не шаманизм в чистом виде, нет. Туда, как ни странно, очень сильно наслаивалось христианство, потому что невольники оказались в христианском окружении. Собственно, Вуду больше всего проявлялся и потом все меньше видоизменялся на Гаити. Там были всякие ужасы – и «воскресение мертвых», и магия, и колдовство, и, конечно, ритмы. Ритмы и способ отправления этого ритуала. Он, кстати, сохранился до сих пор, и туристы, которые ездят на Гаити, иногда имеют возможность приобщиться к этому ритуалу.
В двух словах сказать – это такое монотонное пение под очень ритмичную «долбежку» музыки. Я схематично говорю, все, конечно, сложнее, но принцип таков. Под влиянием музыки и монотонных ритмов люди входят в экстатическое состояние. В этом состоянии они входят в общение с духами, и какие-то религиозные задачи решаются.
Все это на Американском континенте имело место быть, текло и видоизменялось, как все в видимом мире, и, в конце концов, одной из веточек этого корня стали негритянские христианские песнопения – спиричуэлс и госпелс. Протестантская традиция, очень примитивный уровень религиозного наполнения – духовного я даже не говорю. Но люди искренне пытались во что-то верить, пели. У них очень много гимнов, посвященных исходу из Египта богоизбранного народа – для негров это было «ножом по сердцу», потому что и они были в пленении, и они в рабстве. И до сих пор эти гимны можно слышать: был такой джазовый исполнитель Луи Армстронг (Louis Armstrong), он эти гимны тоже играл.
Что можно сказать об этой негритянской культуре в целом? Именно она и дала эти ростки, эти всходы, эти плоды. Белые люди не имели к ней никакого отношения – это была область, куда нога белого человека совсем не ступала. В Америке были негритянские кварталы, где эта музыка звучала. А поскольку каждый человек, в том числе и негритянской расы, это творение Божие, это образ Божий, то они достигали каких-то успехов. Они постепенно освоили европейские инструменты, появились виртуозы.
Появились сборные оркестры, в которых участвовали традиционные инструменты, такие как контрабас, например. И непременным элементом всех этих оркестров, конечно, была ударная установка, барабаны. Эти непревзойденные по виртуозности люди начали гастролировать по Европе. Известный случай, как один европейский дирижер восхищался в начале века заезжим из Америки подобным оркестром. Он писал: «Это что-то небывалое! У такой музыки великое будущее!» И он не ошибся. Эта музыка действительно возымела великое будущее, поскольку все усложнялась и усложнялась. Чуть раньше 40-х годов появились электромузыкальные инструменты, появилось совсем крошечное, совсем незаметное движение, которое называлось Ритм-н-блюз (Rhythm and blues), которое было на стыке белого и черного творчества. В нем начали использовать первые еще ламповые инструменты.
Это было начало рок-музыки, которая потом завоевала весь мир. Завоевала, но совершенно четко сохранила в себе ту составляющую, которая к ней пришла из Африки. Вы можете изъять из рок-группы певца, даже слова, вы можете изъять из нее любой солирующий инструмент, но вы не можете изъять из неё инструменты, несущие ритм-функцию, т.е. бас-гитару и ударные. Без них рока просто не будет. Либо это будут опыты, типа Бориса Гребещенкова – акустика, гитары, флейты. Рок это или не рок – каждый для себя решает сам, но даже в этом случае мы можем сказать, что если нет барабанов – эту функцию берет на себя гитара: ритмический бой присутствует, и он действует.
Нужно сказать одну важную принципиальную вещь: где был тот детонатор, эта искра, когда все взорвалось в 50-е годы, полыхнуло, появилась эта музыка и эти ритмы? Дело в том, что не на пустом месте все это взорвалось и не без детонатора полыхнуло. Проблема состояла в том, что западное христианство и западный мир 2000 лет тоже не стояли на месте. Если были какие-то изменения, периоды взлета и периоды упадка, то надо сказать, что с начала XX-го века начался период революций и катаклизмов. Западные передовые умы, философы, как ни странно, очень много сделали для появления рок-музыки и всего того, что сейчас имеется.
Что они делали? Они расшатывали христианские устои общества. Вольер, Руссо, Парижская революция и ее идеологи, Ницще – заявляли, что христианство себя изжило, что Бог – это атавизм. Ницше сказал: «Бог умер», мол, давайте искать что-то другое. И вот эти идеи в XIX веке носились буквально в воздухе, нарастали и приводили к социальным катаклизмам. В частности, у нас они привели к революции. Те люди, для которых Церковь перестала быть откровением Божиим, расшатали устои, привели к революции.
И когда в XIX веке европейский христианский мир стал шататься, то и культура стала шататься. В нее стали проникать эти веяния и шатания. Вагнер, например, такой классический композитор, у него в творчестве это очень заметно. Или, например, абстракционизм – откуда он взялся? Посмотрите: кубизм. Там все распадается, там нет какой-то одной четкой картинки, нет целостности, все разваливается на кубики. Т.е. мир распадается, потому что из него уходит вот этот связующий главный стержень – христианство, знание о Боге. Одухотворяющая роль Церкви все меньше и меньше чувствуется, и мир начинает распадаться, происходит распад. Там где нет Бога, там распад. Европейская цивилизация выросла из христианства и начала распадаться. И в музыке это появилось.
Кто-то говорит, что классическая музыка – это хорошо. Классическая в том смысле, что ее несет именно та классическая культура, в которой можно прочесть эту музыку. Ведь музыка – это язык. В ней можно прочесть то, что христианство говорит на языке проповеди. Мы слушаем хорошую музыку или мы видим хорошую картину, и она может нас изменить, может нас тронуть, распахнуть сердце, и мы почувствуем, что здесь языком красок говорится о Христе. Человек может даже не упоминать о Христе, может быть не будет изображения Христа, это не будет иконой. Например, пейзаж или портрет.
Чем для нашего мира может быть поход в Третьяковскую галерею? Почему детей в Третьяковскую галерею водят? Потому что это – окна в ту культуру, которая исчезла, перестала существовать, которая когда-то несла в себе отблеск христианской традиции, способной трогать людей.
В творчестве может не быть ничего сказано о Боге, но оно может быть проникнуто духом, оно может быть проникнуто светом, облагораживающим душу. Культура может влиять на мировоззрение людей...
|
Внимание!!!
При использовании материалов просьба указывать ссылку:
«Духовно-Просветительский Центр Свято-Троицкой Сергиевой Лавры»,
а при размещении в сети Интернет – гиперссылку на наш сайт:
http://www.lavra.tv/