«Возможно ли избежать Суда Божия?». Протоиерей Вячеслав Тулупов

Часть 1-я

Часть 2-я

Настоятель Михаило-Архангельской церкви, кандидат богословских наук,
протоиерей Вячеслав Тулупов

Братья и сестры. Сегодня мы с вами будем говорить о том, как избежать нам суда Божьего. Суд, конечно, будет – это безусловно. Но когда мы говорим, как его избежать, мы имеем в виду не то, чтобы его отложить или вообще чтобы его не было, чтобы Господь его отменил – такого быть не может. Господь четко сказал нам, и мы в Евангелии это читаем, что суд Божий будет. Но когда мы говорим, как нам его избежать, то имеем в виду, как нам избежать на нем осуждения.

Ведь сам по себе суд не страшен, если нас не осудят, он страшен тогда, когда нас могут осудить. И когда мы говорим, что хотим его избежать, мы имеем в виду, что бы в бездны адские мы не были определены Господом.

Конечно, это, можно сказать, основная цель нашей жизни на земле. Когда размышляют, в чем ее смысл, то люди неверующие начинают говорить: в детях, в работе, в увлечениях и тому подобное. Но любой верующий человек, наверное, скажет, что смысл моей жизни – это жить с Богом: «Я обрел Бога, уверовал во Христа, я хочу вечно жить со Христом и быть с Ним в Царстве Божием!»

Но первое препятствие, которое возникает на этом пути, препятствие, могущее сильно остудить наши желания, это знание, что ты будешь осужден на Страшном суде Божием, и весь смысл твоей жизни исчезнет, что «ты никогда не будешь со Христом». Более того, «ты окажешься в том месте, о котором не то, чтобы не мечтал, но боялся и думать – во аде!»

Поэтому у каждого разумного человека, христианина, когда он думает, что надо сделать в этой жизни, чтобы с Богом навечно оказаться в Царствии Божием, в его сердце сразу же звучит ответ: «Тебе надо избежать суда Божиего!»

Поэтому наш конкретный смысл жизни начинает воплощаться в чем? Мы делаем все, чтобы избежать суда, то есть осуждения на Страшном суде Божием. Помните, как Господь, описывая Страшный суд, говорил, как нам надо исполнять заповеди Божии? Он говорил, что это наше наипервейшее дело. Мы можем любить Бога превыше всего, любить ближнего как самого себя, то есть исполнять все основные Божественные заповеди – но что толку, если мы на Страшном суде услышим: «Иди в ад! Ты осужден за свои дела!» Всё! Всё, о чем мы здесь мечтали себе, думали, что выполнили, всё это оказалось без-ре-зуль-тат-но!

Поэтому, конечно, мы, как разумные христиане, на первом плане всегда в своей жизни ставим суд Божий перед собой, а себя – перед Богом. Выдержим ли мы этот суд? Сможем ли мы там дать ответ?

Это не значит, что наша жизнь становится унылой, безотрадной здесь, на земле, хотя святые часто об этом говорили, что ты все время должен предстоять на суде Божием. Притом они всегда напоминали и слова апостола Павла, который сказал: «Всегда радуйтесь!» (1Фес. 5, 16; Фил. 4, 4).

То есть, одно другому не мешает. Предстоя пред Престолом Божиим на суде Божием, и ощущая, что ты можешь быть осужден, человек, тем не менее, радость может не потерять, а, наоборот, радость в нем будет возрастать, если он правильно себя ведет. Потому что когда мы говорим, что можем быть осуждены на суде Божием, мы что начинаем сразу делать? Каяться! Очищать себя покаянием. И сразу ощущаем радость в своем сердце. Потому что Господь говорит нам этой радостью: «Правильно ты делаешь, правильным путем ты идешь! И вот тебе благодать Моя – так себя и веди!»

Но сегодня я хочу с вами побеседовать немного еще об одной заповеди Божией, которая нас избавляет, по сути дела, от суда Божьего. Это удивительно! Мы знаем, что нужно сделать в своей жизни массу дел и вспомнить все заповеди Божественные, чтобы не быть осужденными. Есть одна маленькая заповедь: ты ее исполняешь и освобождаешься от суда – не судите и судимы не будете. Это самый, как говорили Святые Отцы, легкий путь избежания суда Божьего. Поэтому люди этим вопросом, как бы кого не осуждать, задавались очень давно. Одно дело читать в Евангелии о том, что не надо никого судить, а другое дело – исполнять это на деле.

Итак, древние люди, которые уходили в пустыни, всю свою жизнь посвятили тому, чтобы стать людьми духовно совершенными. И вы знаете? – постились, молились, дни и ночи пребывали на богослужении, пост их был совершенно необыкновенным: если нам, например, Великий пост трудно выполнить, то они вообще питались какой-нибудь корочкой целую неделю. То великие подвиги. А вот осуждение, братья и сестры, проскальзывало.

И когда мы читаем книги о древних подвижниках, удивляемся: чудеса люди творили, прозорливцами были! А вот осуждение было победить трудно. Падали и сами в этом сознавались, в книгах своих писали. Почему? Потому что, знаете, грех осуждения очень тонкий: это грех-то мысленный, в области помыслов совершающийся. А там, мы знаем – это область борьбы с демонами, которые эти помыслы нам в голову постоянно насылают в огромном количестве.

Если проанализировать мысли, которые к тебе приходят в течение дня, вы удивитесь! Наверное, 90 процентов, а то и 99 – это все осуждение. Мы все время чего-то обсуждаем. Но, что удивительно, не самих себя, а все, что вокруг нас.

Во-первых, весь этот мир не такой, совершенно плохой! Тот народ, в котором мы живем, плохой! Государство – ну, это вообще никуда не годится! Правительство – это самые отъявленные негодяи, враги, которые вообще правят нами! И не только сейчас, но и раньше, и дальше будут еще – которые еще не родились, они изначально все негодяи! Ближние наши – ну это, наверное, на 50 процентов то, что занимает все наши мысли.

Они же всегда с нами, да? О правительстве, может быть, мы только иногда думаем, о государстве, об обществе. А вот папа, мама, брат, сват, жена, дети, ну, все, кто тут рядом – это вообще! И почему только нам такие достались!? Об этом мы думаем всегда.

Я, конечно, немножко утрирую. Но почему так происходит? Чем ближе к нам люди, чем больше мы проводим с ними времени, тем чаще, естественно, наши бытовые интересы с их интересами сталкиваются. Поэтому мы осуждаем. Самих себя – очень редко, только по зову Церкви, когда нам говорят: «Осуди и себя хоть немножко, покайся!» И только тогда мы начинаем себя осуждать.

И что удивительно, заметьте, когда осуждают других, мы когда-нибудь успокаиваемся? Да, нет, наоборот! Приходим в какое-то неистовство просто. А если иногда прекращаем других осуждать, то только потому, что чувствуем – не остановимся если, просто с ума сойдем! Сердце уже болит: сейчас будет инфаркт! Только для того, чтобы с нами плохо не случилось в области психики или инфаркта, мы начинаем себя успокаивать и говорить: нет, не будем больше об этом думать и осуждать.

А посмотрите, когда мы осуждаем себя, каемся – другой эффект совершенно! Получаешь ты благодать Божию и сразу чувствуешь: как хорошо! Чем больше себя судишь, тем лучше становится. А если еще и плакать начинаешь о своей негодности, о своих грехах – так тогда вообще какая-то Божественная радость вселяется в сердце. Вот вам правда Божия, на практике совершающаяся, вот вам эффект от осуждения других и эффект от осуждения самих себя.

Поэтому когда апостол говорил «Всегда радуйтесь», он не противоречил тому, что надо каяться. Чем больше будешь каяться, чем больше будешь себя осуждать, тем больше будешь радоваться.

Все наоборот! Мы-то с вами понимаем, что никого осуждать нельзя, а у мирских это вообще на первом месте. Включите телевизор – сразу осуждение! Все эти программы, последние известия: осуждение, осуждение, осуждение… Все не так! Так, естественно! Мы падшие люди живем в падшем мире. И весь этот мир не такой – а он изначально не такой! Мы-то призваны жить в раю, но праотцы-то согрешили, и весь мир-то этот исказился! И сами мы исказились. Так чего мы хотим?

Этот мир плохой? Конечно, плохой! Мы плохие сами? Конечно, плохие! И надо успокоиться. Больше оснований для осуждения в том, что мы никак не исправим этот мир. Его исправит Господь, он его сожжет, попалит огнем Своим, и мы вселимся в Царство Божие, туда, где не нарадуемся. Там нет никаких причин к осуждению и недовольству, там такое будет блаженство, что нам будет все лучше и лучше.

В Царствии Божием будут такие наслаждения, о которых апостол Павел, когда был восхищен туда, сказал, что: «Хочу вам написать, что испытал, но не могу. Потому что превыше всякого разума эти наслаждения» (см. ср. 2Кор. 12, 4). Нам все эти наслаждения для чего нужны? Для чего на земле нужны музыка, культура, искусство, хорошая пища, хорошие знакомые, хорошие собеседники, цветы и все остальное? Ну, кому хоккей, кому наркотики, кому водка – смотря, какой человек в духовном развитии. Эти наслаждения нужны нам здесь, на земле потому, что ничего другого-то мы не знаем! Человеку хочется наслаждаться: это нормально. Мы все с вами созданы для наслаждения. Бог нас всех создал, чтобы мы блаженствовали. Поэтому в нас это – естественная потребность.

Плохо-то наслаждаться не тем, чем надо. Вот человек пьет, курит, гуляет, ночи в каких-то клубах проводит в бесновании каком-то, наркотиками колется. Это плохо? Плохо. Почему? Потому что он свое желание наслаждения не туда направил, он себя убивает просто, и духовно, и телесно.

С другой стороны, а вот музыку хорошую слушать – хорошо. Смотреть на какие-то картины великолепные – тоже хорошо. Но ведь, по сути дела, это тоже некое отвлечение от основного смысла жизни. Это, конечно, лучше, чем так: пить, гулять и наркотиками колоться. И произведения искусства, конечно, влияют на душу хорошо, никто не говорит, что грех на них смотреть, что-то читать или слушать.

Но, с другой стороны, они удовлетворить человека все равно ведь не могут. Знаете, когда люди нецерковные говорят: «Мой смысл жизни – это культура, это искусство, самая лучшая классическая музыка, еще что-нибудь…» Они просто не знают ничего лучшего. Все, что создано человечеством, самое лучшее: музыка, там, произведения какие-то там культуры и искусства – это плоды таланта, который нам дал Бог. Но они же не могут заменить Самого Бога, Его совершенство и тот мир, который Он для нас сотворил, и который мы испоганили.

Поэтому, что будет в Царствии Божием? Там будет такое, что когда мы все это увидим и почувствуем, нам не нужны будут ни картина, ни музыка самая лучшая классическая, ни самые лучшие произведения кулинарии, и все тому подобное. И те люди, которые пили, гуляли, наркотиками кололись, в аду окажутся и восплачут, потому что променяли свою бессмертную жизнь на такую глупость.

И поэтому, конечно, здесь мы доставляем себе некое утешение, скажем так, и это позволительно, собственно, Господь и не против того, чтобы мы хорошую музыку слушали и все остальное. Но это только утешение земное. Вечное утешение будет настолько лучше, что нам сложно об этом и сказать.

Конечно, мы знаем, что ангелы поют. Вот когда Рождество Христово было, явились ангелы и начали славословить Бога. А сколько святых пишет в своих книгах, что удостоены были слышания пения ангельского. То есть от этого пения люди приходили в необыкновенное восторженное состояние блаженства.

Поэтому – видите? – то, что у нас есть музыка, пение – это отображение того, что проходит на небе. Но точно, как там будет – мы не знаем. Знаем только, что там будет намного лучше, чем здесь, и мы вообще забудем все земное, и все те наслаждения, которые мы искали здесь, на земле, даже позволительные и хорошие, там будут не нужны. Потому что то, что мы там обретем, будет многократно превосходить все удовольствия мира сего.

Поэтому когда мы с вами осуждаем это мир, судим, мы должны понимать: это тоже поиск наслаждения. Вот тот человек, как мы сейчас с вами сказали, пьет, курит, наркотики колет – собственно нехороший. Правда? Да, правда, конечно, не надо ему этого делать. Но нам-то что от этого? – он себя губит. Надо, вообще-то, не осудить его, а помолиться за него, если мы его любим-то.

Ведь когда мы осуждаем кого-то, весь мир, других людей, то это лежит в основе чего? Мы хотим исправить это все. Вот говорят: женщины в брюках ходят – как нехорошо! Чего хотят? Исправить! Чтобы все женщины в юбочках ходили. Но исправить-то это мы с вами не можем! Мы можем исправить только – знаете кого? Самого себя! Почему надо себя-то осуждать? Потому что в этом есть смысл: себя осуждаем – это начало исправления. Чего-то плохо сделали, сами осудили себя за это, покаялись – все, мы уже отверглись от этого, мы начали исправлять свой недостаток и замещать его какой-то добродетелью. В этом очень большой смысл самоосуждения.

Когда же мы осуждаем другого человека или вообще весь мир, мы занимаемся совершенно бессмысленным занятием: ничего мы исправить не можем вокруг себя. Вот даже возьмем ближних своих: мы хоть кого-нибудь исправили с вами? Вот есть у нас знакомый, не знаю, брат, сват, дети, матери, что-то человек делает неправильно. Мы говорим с ним постоянно, вразумляем его: толк есть какой-нибудь? Очень редко когда есть, правда? Это бывает тогда, когда человек не знает. Ну, на самом деле: загорелся красный свет, он шагнул, ты ему говоришь: «Стой! Сейчас тебя машина собьет!» Он – раз! – ногу отдернул и говорит: «Спасибо! И, правда, меня бы сейчас сбило!»

Но попробуйте остановить человека, который хочет перебежать на красный свет. Кричи ему вдогонку, сколько хочешь – он еще повернется и тебя так обложит! Потому что нужно ему неправильно сделать, и он делает.

Поэтому те наши ближние, которые что-то не знают, и мы им объяснили – те да, исправятся. Да еще поблагодарит тебя. Но тот человек, который решил что-то сделать не так и делает, ему хоть кол на голове теши, как в народе говорят – все без толку!

Поэтому вот вопрос: осуждение. Конечно, он всегда с нами, этот вопрос. Потому что мы смотрим на человека и рассуждаем: сказать ему или не сказать про него правду? Потому что, с одной стороны, скажешь – осуждение будет. С другой стороны: не сказал, а он сделал что-то плохое, и на тебе будет вина.

И подход здесь очень простой: хотим мы человека предупредить, а он не знает, как вот я пример привел, что дорогу в неположенном месте он намеревается перейти. Можно сказать: здесь нельзя переходить, уже три или пять человек здесь сбито машинами было. Мы должны это сказать? Да, конечно, должны! Без всякого осуждения, по любви к этому человеку.

Но когда мы начинаем человека судить, который не хочет исправляться, это другой вопрос. Вот человек ходит в брюках – скажи ему: сними брюки, надень юбку. Это же бессмысленно: женщина решила ходить в брюках, поэтому толку никакого не будет. Нужно говорить? Наверное, нет, потому что здесь будет еще большее осуждение. А то ты ей сказал, она тебе в ответ ответила, ты в ответ еще ответил… И уже осуждение начинается – про брюки забудешь через полчаса! Здесь уже такие личностные моменты осуждения начнутся, что подумаешь: хоть бы она в брюках ходила бы и не обратила внимание на то, чем весь этот разговор закончился!

Поэтому, как уже говорилось, святые в древности были озабочены вопросом неосуждения. И не просто миряне, а люди духовные. Вот я несколько выписок сделал из древнего патерика – это книга, где написано о подвижниках египетской пустыни. То есть люди уходили туда, чтобы всю жизнь провести в строжайших подвигах благочестия. И в этих монастырях тоже бывало осуждение. Вот, например, из древнего патерика случай:

В одной киновии какой-то брат согрешил. Ну, собрались все на собрание другие монахи и решили его изгнать: очень им этот грех (какой грех – история умалчивает) не понравился.

Этот брат опечалился, покаялся, но его все равно не приняли. Тогда он пошел к авве Антонию Великому. Антоний Великий был самый авторитетный человек в египетской пустыни, это один из отцов монашества. И рассказал ему, что случилось.

Ну, Антоний Великий говорит: «Иди назад и скажи, что я прошу, чтобы тебя приняли». Брат пришел, передал слова, но его обратно послали из монастыря, не приняли. То есть, не смотря на весь авторитет Антония Великого, этот брат до того им надоел, что обратно принять его они не хотели.

Вернулся он, говорит: «Авва! Не принимают меня, не смотря на твое слово!» Тогда Антоний Великий ему говорит: «А ты передай им такие еще слова: "Корабль потерпел крушение на море, потерял груз свой и сам с трудом спасся у берега"».

Пришел этот брат и говорит: «Антоний Великий вам притчу такую маленькую передал». И сказал. Братья послушали и пустили того брата обратно в монастырь.

Вот видите? – буквально одна строчка! Ведь каждый из нас – это корабль, и мы плывем к цели своей. А цель наша – спасение в Царствии Божием. И вот мы теряем, и это часто бывает, на самом деле, какой-то груз. А иногда происходит кораблекрушение: все, весь груз потерян! Но сам, видите, как Антоний Великий сказал, еле-еле доплыл без груза, без всего.

То есть, понимаете, этот монах-то шел своим путем, плыл как корабль, уже собрал добродетелей – у него был груз большой. Но случилось искушение, и все потерял. Но не потерял одного: желания спасаться. Он же не убежал из монастыря в мир, он просил, чтобы там его оставили. Его выгнали, а он пошел к Антонию Великому и у него просил. То есть это показатель, что человек-то еще цел, корабль-то еще цел, сам-то еще в щепки не разлетелся! А груз – дело наживное! Можно еще раз накопить этот груз и довезти до Царства Божьего.

Каждый из нас – такой же, как человек из этой притчи. Сколько раз мы с вами копили чего-то духовное и хорошее, и сколько раз теряли! Осуждали иногда нас люди за наши поступки и грехи? Осуждали. Поделом нам? Поделом!

Но, с другой стороны, когда мы-то других осуждаем, то же самое происходит у нас! Мы не говорим о людях мирских, которые вообще духовной жизнью не живут, а даже наших братьев и сестер мы часто осуждаем, правда? Даже церковных людей. А иногда – еще больше, чем мирских. Мы как бы говорим про себя: «Ну, этот человек неверующий, грешный – что с него взять? А вот этот – такой верующий, такой вообще постник, молитвенник каждый день в храм ходит – смотри, что натворил!»

Или: «А вот этот монах отрекся от мира, а смотрите, что творит! А тот епископ-то!» И начинается… То есть, представляете, и на душе у нас наступает наслаждение: «Я-то не такой! Вот они какие, отшельники, монахи, епископы чего творят! А я вот…» А чего ты-то? И утешение-то это бывает чисто бесовское.

Вы понимаете, благодатная, Божественная радость, когда мы себя осуждаем – это радость от Бога, мы ее чувствуем. А тут бывает радость бесовская. Если ты осуждаешь кого-то, собрата своего, и там где-то внутри червячок тебе говорит: «А ты хороший, ты хороший, ты не такой!» – воспевает тебя, такую, знаете, осанну бесовскую поет. А чем все кончается? Придешь в себя и думаешь: «Безумный я человек! Чего я наговорил, чего я подумал!? Кого я осудил!?»

Да, даже духовный человек может потерять свой груз, о чем и говорил Антоний Великий в притче. Даже человек, облеченный и саном каким-то церковным, и много лет подвизавшийся на церковном поприще, может согрешить? Безусловно, может! В любой момент каждый из нас может согрешить! Ну, потерял свой груз – да что из этого-то? Он-то сам еще цельный человек! Он же еще не помер! Он, может, через месяц, через два, через двадцать лет вообще святым станет величайшим! А на тебе этот грех осуждения останется.

Еще случай тоже. Один собрат в древнем монастыре согрешил, и пресвитер его, в церкви даже, осудил и выгнал из собрания церковного. Там присутствовал Авва Виссарион. Когда он это все увидел и услышал, он встал и вышел вместе с этим выгнанным братом. И сказал: «Я такой же грешник».

Вот здесь опять вопрос: надо порядок-то наводить? Надо! Наверное, этот собрат сделал что-то такое, монастырский обычай нарушил – надо было его привести в чувство? Надо! Ну, вот видите! А как это сделать? Ведь авва Виссарион не хотел своим поступком показать, что «давайте теперь творить непонятно что, нарушая все монастырские обычаи и законы, безобразием заниматься!» Конечно, нет! Он своим поступком хотел сказать, что этот брат вот такого публичного осуждения и изгнания не был достоин.

Наверное, надо было в этом случае один на один с ним поговорить, вразумить его как-то, не подвергать его такому публичному осуждению. С другой стороны, когда нам кто-то один на один говорит, нам это часто очень не нравится. И нам надо преодолеть свою гордыню, давить ее.

Как часто мы даже от ближних, от друзей слова обличительного никакого слышать и вовсе не хотим. Иногда говорим: «Ах, он мне это сказал!? Все, не друг он мне больше! Дружить я с ним больше не буду! Я его любил, уважал, а он мне тут…» И мы говорим это иногда о самых близких нам людях. А что ж говорить, когда тебя публично не просто обличают, а еще из храма выгоняют? Ну, позор для верующего человека, тем более для монаха? Самый большой!

Что с этим человеком могло случиться? Да, все, что угодно. Может быть, он в такое отчаяние и уныние погрузился, что вообще бы от Церкви отпал! Поэтому надо было его поддержать? Надо.

Поэтому авва Виссарион и сказал: «Я такой же грешник» и вышел с ним. То есть нам лучше, увидев согрешающего какого-то человека, не думать о том, как бы еще ему соли на рану насыпать своим еще обличением, да от себя еще что-то добавить, а лучше бы поддержать его. И сколько таких случаев, когда люди, которые на самом деле что-то сделали плохое, которых осудили, наказали, но некому было их поддержать, становились еще хуже. Или отчаивались, вообще вешались, убивали самих себя.

И сколько таких случаев, когда людям протягивали руку помощи, и самые какие-то закоренелые преступники откликались на доброе слово, добрый поступок. И исправлялись, и становились даже лучше тех, кто их осуждал! Мы, не осуждая других на словах, должны еще и деятельно их не осуждать. То есть не просто сказать: «Ой! Хотел осудить – осуждать не буду!» Это хорошо? Хорошо. Но когда ты видишь, что человек согрешил, другими осужден, да еще и публично наказан, всегда надо протянуть ему руку помощи.

Вот еще один случай. Авва Исаак Фивейский пребывал в келье своей постоянно, выходил редко очень куда-то – не то, что в мир, а даже на собрание церковное. Однажды по какому-то делу вышел и увидел брата, впадшего в грех, и осудил его. Когда возвратился он в келью, хотел войти, то увидел Ангела Господня. Он стоял и не пускал его туда. Он говорит: «Что произошло? Что я сделал?» А Ангел ему отвечает: «Бог послал меня к тебе, говоря: спроси его, куда велит Мне бросить этого падшего брата?» Авва Исаак повергся на землю и стал причитать: «Господи! Согрешил пред Тобою, прости мне!» Тогда Ангел сказал ему: «Встань, Бог простил тебе; но впредь берегись осуждать кого-либо прежде, нежели Бог осудит его».

То есть, видите, дело-то в чем? Когда мы кого-то осуждаем, мы себя ставим на место Бога! То есть, Господь все сотворил, все в Его воле! Он – один единственный Судия. И когда мы начинаем восхищать суд Его, мы как бы Бога отодвигаем с Его Престола и сами восходим на Божественный Престол.

То есть тот Страшный суд, о котором мы с вами начали говорить, всем предстоит, всему человечеству. И вот мы на мгновение Бога с этого Престола сдвигаем, садимся и выносим суд об этом человеке. Поэтому-то Бог и послал Ангела сказать этому авве – авва-то был святой человек, к другому Он его бы и не послал, другой бы ничего и не понял вообще. Но этот-то был святой человек, Ангел ему и говорит: «Ну, вот, пожалуйста, говори Мне, как Мне судить? Говори Мне, как Мне наказывать? Говори Мне, куда отправлять преступника?»

Авва-то все это понял в одно мгновение, поэтому-то и рухнул на колени и начал вопиять о прощении. И тут же был прощен, потому что Господь любил этого святого человека. Он сказал: «Впредь больше так не делай!»

И вот этот случай помня, мы должны иметь всегда с вами страх Божий. Если мы имеем страх Божий, мы никого судить не будем. Если мы сами боимся Бога, помним о Страшном суде, молимся, чтобы Господь нас помиловал, нам что, до всего этого мира дело есть? Или нам дело есть до других людей? Конечно, нет!

Вы вспомните, когда вы хорошо каялись о своих грехах, когда слезы у вас текли по лицу, вы думали о ком-нибудь другом в этот момент? Нет. Или вы когда-нибудь в этот момент начали других судить? Да попробуй только начни судить! Куда покаяние денется! И слезы-то потом никогда не получишь, если только через очень большое время после.

То есть покаяние, страх Божий – они несовместимы вообще с осуждением и с судом ближних. Как ты можешь стоять перед Богом, кричать о прощении и тут е судить других? Безумие! Безумие! Но мы-то в этом безумии пребываем!

У нас вот эта раздвоенность, понимаете? С одной стороны: хочу спастись, Господи, прости меня за все! И тут же отвернемся в другую сторону и начинаем судить других, что те что-то делают не так – я один только делаю правильно! Вообще, конечно, это безумие: по сути дела, если так разобраться, последить, отстранившись от самого себя, то получится: «Я самый умный! Все и вообще весь мир должен крутиться только так, как я ему скажу! Все! И все правители всех стран, и все, кто рядом со мной – все живут неправильно! Один я живу правильно и знаю, как нужно исправить весь мир и наставить все человечество на путь истинный!» Безумие? Безумие!

Так мы о себе не говорим, потому что это, конечно, если только самого себя обличить и над самим собой посмеяться. Но, с другой стороны, может быть, если бы мы часто это себе говорили и смеялись над собой, мы бы, наверное, перестали бы судить других.

Ну, на самом деле, кто я такой? Вот я появился на этом свете, в этом мире – я даже не могу понять, как этот мир-то устроен! Я даже не могу изучить все науки, чтобы знать, творящиеся процессы в природе, я не могу узнать, что с человечеством происходит, я не могу узнать и не знаю всю историю человечества. То есть моя жизнь как у мотылька: появился и – раз! – умер.

И поэтому выносить какие-то суды просто невозможно! Один Бог только, Творец этого мира, знает всю историю рода человеческого, знает каждого человека, знает, чем обусловлены поступки каждого человека, и только Он может вынести истинный суд. А мы, как муравей какой-то, который идет по земле, усиками своими дорогу щупает и чувствует, что перед ним – весь этот мир вокруг него на какие-то микроны. Как муравей может судить обо всем этом мире, о человечестве? Он даже человеков-то не видит, не понимает. Вот на ботинок наткнулся: ага, тут препятствие! Полез по нашей ноге, укусил – чего-то такое непонятное.

Примерно так и мы барахтаемся. Своими глазками смотрим на все, нюхаем своим носиком своим, о чем-то думаем. Но выводы-то у нас какие глобальные! Как вот этот муравей: наткнулся на наш ботинок, пощупал его: «Ага! Из чего-то странного сделан!» И начинает теории выдвигать и судить о человеке на основании ботинка, который он усиками своими ткнул.

Так и мы своим разумом натыкаемся на других людей, вообще на все общество, об этом мире мы начинаем размышлять, какие-то теории в голове своей создавать, судить все это, обсуждать это все… Смешно, но это так!

Поэтому это все к чему я говорю? А зачем нам все это нужно!? Не надо ли нам успокоиться и каждому заниматься своим делом?

Вот, например. Как-то тоже в скиту, скитом назывался большой монастырь в Египетской пустыни, один брат впал в грех. Ну, собрались братия судить и рядить, что с ним делать. Один только на это собрание не пришел – Авва Моисей. Ну, к нему послали людей позвать, чтобы он шел. А он все равно не идет.

Ну, уж тогда пресвитера к нему послали, священника. Священника Авва послушался и пришел. Но когда он шел, он наполнил корзину песком, причем корзина была пустая. И вот с этим песком пришел на собрание.

Его братия спрашивает: «Авва! Ты чего это делаешь? Зачем ты эту корзину принес худую со своим этим песком?»

А старец им ответил: «Это грехи мои сыпятся позади меня из этой корзины. Но я их не вижу. Пришел теперь судить других людей».

Братия услышали это, ничего не стали говорить брату, который согрешил, и разошлись по кельям своим.

То есть старец показал, что мы со своими грехами как с этой корзиной: у нас полная корзина грехов, как песка. Мы ее назад повесили и не видим их. Идем по миру сему, по жизни сей, эти грехи там сыпятся – мы их не видим. Но зато мы видим все перед собой. И каждого замечаем, чего он неправильно делает.

Поэтому он и призвал их, эту братию, что «посмотрите каждый на свою корзину, наполненную грехами, и давайте думать лучше о своих грехах, а не о грехах брата своего!»

А вот еще. Авва Иосиф пришел как-то к авве Пимену, а Пимен был великий святой, очень рассудительный человек духовный, и спросил его: «Скажи, как мне сделаться монахом?» Старец отвечал: «Если хочешь покоя и здесь и в будущем веке, то при всяком деле говори: "Кто я!?" и никого не осуждай».

Это для всех важно, не только для монахов. Просто эти случаи записаны из жизни монахов, а по сути дела все, что говорили старцы – для каждого человека это очень важно! Видите, он сказал: «Если тебе хочется покой…» И в самом деле, что нам хочется больше всего? Мира и покоя, правда?

Вот иногда ты хочешь счастья и думаешь: а в чем оно? Ну, конечно, мы можем высказать очень много пожеланий, но в основном будет: мира хочется! И спокойствия хочется! И не только в этом мире, но и в будущем. Ведь когда говориться о вечном блаженстве, то тоже имеется в виду блаженный покой. Не бездеятельный покой, когда человек лежит на печке и в потолок плюет – это, знаете, такой бесовский покой, лень.

А покой и блаженство может быть и при деятельности большой. Но когда мир в душе, когда спокойствие и благоухание. Так вот этот покой, и вечный, и временный здесь на земле, может быть только при одном условии: если мы всегда говорим себе: «Кто я такой, чтобы кого-то осуждать!?» И никого не осуждать.

Ведь на самом-то деле, когда мы кого-то начинаем осуждать, перед этим мы можем явно-то себе не говорить, но все-таки думаем, что «я – нечто! я нечто из себя представляю! я имею право судить!»

Вот как некоторая тетенька говорила про брюки на женщинах – ведь чего она думала? Она-то ведь – нечто! Она-то в брюках не ходит! Поэтому она имеет право судить тех, кто ходит в брюках!

Так и мы в своей жизни: как только начинаем кого-то в чем-то судить… Например, идет толстый человек – «О-о-о, какой толстый!» Кто так может сказать? Кто сам не толстый! Когда он сам, знаете, поджарый, в хорошей форме, а этот обрюзг – наверное, ест много! Не только днем, но и ночью, небось, наедается! И объедается постоянно!.. И начинается рассуждение. А человек, может быть, сахарным диабетом больной, он, может, ест-то в десять раз меньше, чем сам ты ешь! А у него обмен веществ нарушен. Ну а от чего все началось? А потому что я не толстый!

Вот я помню, как старец Силуан пишет в своей книге: «Однажды, – говорит, – стою на Всенощной на афонской, а они же иногда идут по шесть, по восемь, по десять часов, чуть ли не до двенадцати. Ну, кланяются все, много поклонов. И вот, – говорит, – один монах, полный такой, поклоны делает, а я про себя думаю: "Вот он толстый, как ему, небось, тяжело поклоны делать!" Только, – говорит, – подумал, сделал поклон, как спину прострелило! Так, что разогнуться не могу! И так и стою согнувшись, и думаю: "Что ж я сделал!?»

А, помню, отец Андрей Кураев в одной книжке как-то пишет интересно: когда, пишет, не был еще ни дьяконом, ни в семинарии не учился, подхожу, говорит, к воротам Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, еще юношей был. И навстречу мне из ворот Лавры выходит толстый монах. А я только поднял руку перекреститься, смотрю на него и думаю: «Вот это монах! Вот это телеса!» И что, говорит, случилось с самим со мной? Прошло много лет, и стал я таким же толстым! И сделать с собой ничего не могу! Вот оно, говорит, осуждение, которое двадцать лет назад было, как действует, которое я произнес!

Но все началось с чего? С того, что отец Андрей не был таким толстым и думал, что всю жизнь таким и будет. Худеньким и стройным. А вот видите, как Господь попускает нам всегда, если мы не каемся, впасть в тот грех, который мы осуждаем. Об этом многие-многие святые говорят. Говорят о том, что в чем осудишь другого человека, в тот грех и впадешь. Обязательно!

Господь попускает. Он Свою помощь от нас на время как бы отнимает. Для чего? Да чтобы мы поняли, что не надо осуждать, не надо гордиться. Ведь гордость губит всех людей, мы знаем, это – основа всех грехов. Все страсти наши от гордости!

И это – самый страшный грех, он просто низводит человека в бездну адскую. Если человек не покается в гордости – все, он навеки погибнет! Поэтому Господь попускает иногда человеку испытать какое-то падение, чтобы человек осознал свой грех, осознал, что и он – немощный человек. Если ты не грешишь, то только по милости Божией. Каждый из нас в любой момент любой грех может сотворить, как это ни странно нам иногда кажется.

Только попробуй, скажи: «Я никого больше осуждать не буду!» Но не с помощью Божией, а вот сам я такой! Или: «Больше я объедаться не буду никогда!» У меня когда маленькая еще была дочка – их, знаете...